В 3 книге Паук просто уморителен))
— Понимаю я далеко не все, — он положил пальцы на виски Хельга. Поморщился — болело действительно сильно. — Птица синица, у тебя пульса нет.
— Кошмар, — тут же отреагировал Альгирдас, — мы теряем меня… Как ты меня назвал?!
Что ж, вот это было намного лучше. С Эйни случается: он забывает о том, что сердце должно биться, и о том, что температура тела должна быть выше комнатной. Нечасто, но бывает, что Паука не отличить от обычного покойника. То есть, если бы существовали покойники такие красивые и с таким скверным нравом, Паука от них было бы не отличить. Но вот он взъярился и — пожалуйста, почти как живой.
читать дальше~
— Но эта точка, — невозмутимо говорил Орнольф, — не эмоциональное состояние чародея. Эмоции нужны лишь для того, чтобы выпустить воображение из устоявшихся рамок. А опираться нужно на поддержку своего покровителя. Я помню, было время, когда покровителями выбирали богов. Потом боги стали демонами, и по недоразумению в покровители чародеев попали христианские ангелы и разные мелкие духи. Со временем имена и образы тех, к кому взывали во время плетения чар, превратились в полную бессмыслицу, а там и чародеи повывелись. Но если выбрать правильно, если чувствовать за собой реально существующую силу, ты получишь не только опору, но и помощь, в случае необходимости. Взывать, кстати, можно, к кому угодно. Хоть к любимому актеру, хоть к фикусу в кадке, при условии, что ты питаешь к нему сильные чувства. Лучше любовь, но и ненависть тоже подойдет.
<…>
— И кто твой покровитель? — на ответ Маришка не рассчитывала — дело то, по сути, довольно интимное.
— А разве это не очевидно? — удивился Орнольф. — Мой могущественный покровитель сейчас прожжет глазами дырку в книге. Хельг, ты действительно читаешь «Библию юниксоида» или просто держишь ее вверх ногами?
— Кто о?! — Маришка уставилась на Альгирдаса. — Правда, что ли?
— А я знаю? — тот захлопнул толстенную книгу. — Если рыжий на меня и молится, мне то он об этом не докладывает.
Не стоило его злить. Это Маришка уже знала. Но тут не удержалась от вопроса, причем вполне искреннего, нисколько не имея в виду глупо пошутить или сказать гадость:
— Орнольф, ты поэтому сказал, что фикус тоже сойдет?
Издав странный звук, Альгирдас выронил справочник. В огромных глазах его изумление мешалось с сомнением. Он перевел беспомощный взгляд с Маришки на Орнольфа и тихо, жалобно спросил:
— Я все правильно понял?
Орнольф, сжав губы, сверлил взглядом пол, стараясь дышать глубоко и ровно. Он силился заговорить, но что то мешало ему выдавить хотя бы слово.
— Рыжий… — неуверенно позвал Альгирдас.
И это стало последней каплей.
Маришка впервые увидела, как Орнольф смеется. Хохочет. Плачет от смеха. Громыхает, как сходящая с гор лавина.
Ой, мамочки! Ей захотелось спрятаться, чтобы волна заразительного, огненно рыжего веселья не смела ее вместе со стеной.
— Никогда еще… — великан задохнулся и замотал головой, силясь справиться с приступами смеха, — никто… не сравнивал Хельга с фикусом… Эйни…
— Заткнись!
~
Тогда довелось «чистить» сразу два небоскреба — роскошные здания, напичканные офисами, полные живых людей, среди которых так непросто было отыскать фейри.
Что то готовилось. Что то чудовищное, но имеющее отношение только и исключительно к человеческим делам, поэтому вмешиваться, разбираться и пытаться предотвратить катастрофу ни Орнольф, ни Хельг не имели права. Они просто постарались сделать что могли, уничтожив как можно больше куиддих корп, труподелов, и сохранив таким образом как можно больше человеческих жизней. Предчувствие скорой беды давило на виски, и глаза у Хельга были совершенно прозрачными, а от обыденной беззаботности смертных — глупых мотыльков, занятых своими бессмысленными делами, — хотелось кричать. Чтобы хоть криком заполнить пустоту перед скорой и страшной смертью.
Именно в тот день, именно в те два часа в небоскребах столкнулись друг с другом четверо охотников. А сами небоскребы столкнулись с пассажирскими самолетами.
То есть это, наверное, неправильно — так говорить. Следует сказать: самолеты столкнулись со зданиями. Да один черт, ничего доброго из этого не вышло. Ладно хоть куиддих корп осталось не так много, и людей погибло меньше, чем мечталось голодным фейри.
~
— Ты проклят, Паук. Ты живой, и душа у тебя есть, но ты упырь. Это накладывает отпечаток. Касур, ты можешь сказать, в чем разница между портретом и оригиналом?
Называется — встретились Наставник с Пророком. Что тот, что другой предпочитают, чтобы человек своим умом доходил. Хотя бы до того, что кажется очевидным.
— Порочность, — тяжело выговорил Орнольф.
Ох, непросто оказалось это произнести! Вслух. При Хельге. Врагу не пожелаешь так встрять.
— Именно, — без тени смущения подтвердил Нордан. — Порочность. Печать демона. Паук красив, как лучшее творение Божье, печален как ангел, но у него взгляд инкуба. Или суккуба. Зависит от того, кто и как смотрит.
Если бы он позволил себе хоть тень улыбки после этого, с точки зрения Орнольфа, совершенно лишнего уточнения, лежать бы ему в уголке с выбитыми зубами.
Игнатова "Охотник за смертью"
В 3 книге Паук просто уморителен))
— Понимаю я далеко не все, — он положил пальцы на виски Хельга. Поморщился — болело действительно сильно. — Птица синица, у тебя пульса нет.
— Кошмар, — тут же отреагировал Альгирдас, — мы теряем меня… Как ты меня назвал?!
Что ж, вот это было намного лучше. С Эйни случается: он забывает о том, что сердце должно биться, и о том, что температура тела должна быть выше комнатной. Нечасто, но бывает, что Паука не отличить от обычного покойника. То есть, если бы существовали покойники такие красивые и с таким скверным нравом, Паука от них было бы не отличить. Но вот он взъярился и — пожалуйста, почти как живой.
читать дальше
— Понимаю я далеко не все, — он положил пальцы на виски Хельга. Поморщился — болело действительно сильно. — Птица синица, у тебя пульса нет.
— Кошмар, — тут же отреагировал Альгирдас, — мы теряем меня… Как ты меня назвал?!
Что ж, вот это было намного лучше. С Эйни случается: он забывает о том, что сердце должно биться, и о том, что температура тела должна быть выше комнатной. Нечасто, но бывает, что Паука не отличить от обычного покойника. То есть, если бы существовали покойники такие красивые и с таким скверным нравом, Паука от них было бы не отличить. Но вот он взъярился и — пожалуйста, почти как живой.
читать дальше